Клерамбо

  

   Одни и те же сны, бессмысленные сны преследуют меня, я растворяюсь в их теле, они растворяют меня в себе, в своем тумане, я ищу выход, но не могу найти, плыву ударом сердца по кровотоку, бегу по розовой траве и натыкаюсь на что-то белое, цветное, розовое повсюду, розовые облака парят в розовом небе, отдают мне свой отравленный розовый свет, розовый цвет, падают и давят, давят, душат, терзают, я поднимаюсь, внизу темнее, вата, вода и розовый удод на берегу со свернутой шеей и красным языком, свесил его вниз, как будто лакает, и маленькие мухи жужжат и летают над женщиной на камне, она - белая в розовом и розовая в белом, меня несет к ней, я сам бегу-лечу, как подгоняемый вихрем листок, из воды встает чудовище с косичками и мерзко дышит розовой улыбкой, мой ветер мне не помогает, оно разверзает жабью пасть, меня глотает, но одним глазом, своим карим, не розовым, я замечаю, как женщина смотрится в зеркальце и мажется розовой помадой, сдвигает розовые губы и медленно жует мое нутро, как рыба-молот, водит языком, змея, и на меня смотрит, мне хочется выхватить зеркальце из ее рук, тянусь к ней, траектория и направление выверены, но втыкаюсь в горячую глотку ногами, залаял бы как собака, зарычал, но только молча скалюсь, скольжу в вязкой жиже вниз, по серпантину, со включенным мотором, это сердце существа бьется в такт с моим, я помню розовые очки, как смотрел в детстве сквозь осколки, тогда мне нравился этот розовый-розовый мир, отвратительный ад и шершавый язык, ворочается, тянет меня за ноги вниз, на самого себя наматывает, я падаю, что-то приближается, мое лицо касается моего лица, целуемся, нет, прикасаемся носами и всe, теперь мы рядом, я плюс я, и мои карие глаза смотрят на меня, не розовые, но безумные, безумные, безумные, страшные, с розовыми жилками в белках...

   По радио поет Децл и гавкают собаки, они спелись и сгавкались. Сижу голышом на корточках, припав к гладкой поверхности. Сон хочет покинуть мое утро, но я не отпускаю, цепляюсь, вжимаюсь, руки ласкают скользкое от пота зеркало. Щетина на лице, я чувствую холодное покалывание на коже. Перед глазами стелется туман - след от дыхания, жгучесть и горечь. Сижу я долго, пока усталость не сводит ноги, тогда поднимаюсь и смотрю в себя...

   Я богатый и классный мачо, секс-символ парней и девчонок. Голый под ночной рубашкой с кружевными манжетами. Она тянется до колен и не кончается, порванная, но рядом свежая. Надеваю белье, танцую по комнате в коттедже под камерную музыку, кровать заправлена. Улыбаюсь, умываюсь, бреюсь. Костюм от Кардена под заказ, розовый галстук и черные ботинки с острыми носками. Выхожу на улицу в поток утренних пешеходов, грязных машин, цепляюсь за хвост подземной змее и, поддуваемый ветром в спину, несусь в центр. Дипломат в одной руке, поручень в другой, что в дипломате - давно позабыто, последний раз открывал в прошлом году на рождество, но он всегда со мной, мой символ независимости и частной собственности. Помню, за метро платил, дал много, сунул в чью-то морду дорогой кулак и медленно разжал, морда заткнулась и опустила глаза, нырнула, а я дальше на людской волне и тоже вниз. Свой "мерс" в гараже, но не люблю автомобили, водила в загуле, будет уволен.

   А я на работе, бравый парень иду мимо кабинета во главе угла, дверь настежь, директор смотрит мне в спину круглыми очками, завидует походке. Я расправляю плечи, вот и рабочее место, включаю компьютер, читаю факсы и почту. Ноги на стол, я классный и у меня дорогие ботинки, любуйтесь! Коллеги в шоке, в их глазах помесь обожания с восхищением.

   Наш директор в розовом платье влетела ко мне нас проведать, отведать порцию свежих комплиментов. У меня все наготове, языком владею с детства, и в штанах не висит просто так. Я смотрю на нее, любуюсь розовой помадой на губах и ямочкой на подбородке. Она смотрит на меня влюбленно, возбужденно, не находит слов, ловит ртом воздух, моя рыбка. Пауза любви.

   - Семенов, это что такое! Как вы себя ведете?!

   Семенов, говорит она, вы сегодня такой классный, и вы так необычно себя ведете, просто здорово! А у самой во взгляде столько страсти, талия круглая, фигурка милая, но не хватает прозрачных плавников.

   - Роза Алексеевна, ради вас я готов свернуть горы, - говорю я.

   - Да как вы смеете... Убирайтесь вон, вы уволены!

   О, так можете только вы, говорит она. Вы такой замечательный и совсем не ленивый. Поглаживает, крошка, ладонями бедра, моя Роза Алексеевна, моя розовая. Я убираю ноги со стола, какая мелочь, ведь я дома. Делаю шаг к ней, беру за руку и целую в губы. Чувствую ее трепет, хочу отпустить, она кричит "Ох, рано!" Я целую ее везде, она дрожит, делает вид, что сопротивляется, ведь кругом подчиненные.

   Вбегают люди в форме, один хватает ее, другой меня, разъединяют нас, растаскивают. О, два человека в этом мире обречены на одиночество. Но не теперь, я здесь, я с тобой, моя Роза, я не оставлю тебя, мы будем вместе всегда!

   - Васильев! - кричу я.

   Вбегает зам по безопасности, он всe знает.

   - Скажи им, чтобы нас отпустили, - говорю я. Мне больно, руки крутятся по часовой и против. Моя Розочка уже свободна, очередь за мной.

   - Оставьте, - приказывает зам и говорит мне: - Виктор Михайлович, документы в порядке.

   - Хорошо, - киваю я.

   - Да как вы смеете, Васильев! - говорит моя розовая заму. - Выпроводите его вон.

   - Лапонька моя, не трогай Васильева, он не виноват, - говорю я, но охранники хватают почему-то меня и ведут к двери.

   - С вами я разберусь позднее, - ее розовый голос, что-то бормочет зам.

   Они нас обманули, меня и ее, а этот Васильев будет уволен! Мои руки в карманах, я нажимаю на кнопку вызова, сигнал идет лавиной солдатского взвода. Меня подводят к выходу, дверь распахивается сама, и на нас несется многоголовый камуфляж в черной маске на уровне глаз. Моя служба безопасности, положили охрану на пол, окружили Васильева, в руках автоматы. Сотрудники сгрудились в коридорах, моя фирма большая, огромная, многоэтажная.

   - Я пытался ей объяснить! - кричит зам.

   - Я сам.

   Моя Роза прислонена к стене, я подхожу к ней, беру за руку и глажу розовую ладошку.

   - Я выкупил эту фирму, моя крошка.

   - За что...

   - Тебе это не будет стоить ничего, - отвечаю. - Теперь ты будешь моей, и мы будем вместе.

   Слезы счастья выступают на ее глазах, она сползает на пол, но я успеваю подхватить ее розовое тело. Узнать бы, что там внутри...

   Я увольняю зама, охрану и половину коллектива, наберу новых, ведь я сильный, богатый и красивый! Сажусь в директорское кресло, принимаю дела, изучаю рабочий стол на столе и рабочий стол в мониторе. Розовые пасьянсы, какие-то черви и полуобнаженный красавчик во весь экран. Когда-нибудь я его тоже куплю.

   - Розочка, ты будешь моей вечной секретаршей, - говорю я ей полным любви голосом и подмигиваю. Скромная моя смотрит в пол. Окружена охраной, теперь ее никто не украдет, никто не обманет. Я приближаюсь, кладу ее животом на стол, и мы заходимся в розовом танце под камерную музыку. Ритм убыстряется, наши движения тоже, охрана улыбается, кто-то мне подмигивает, но не уходит, приказа не было. Хочу проникнуть как можно глубже, ищу экстаз в глубине ее тела, исследую розовое нутро. Музыка сменяется на сплошной ритм, еще чуть-чуть, о, моя Роза! Я чувствую, как начинаю сползать в зловонную пасть. Меня тянет за ноги шершавый язык, я падаю и налетаю с размаха на чей-то стон, натыкаюсь на собственный крик...

   Разворошенный диван серой массой валяется в углу, еще влажный ото сна, холодеет и тянет одеяло по полу в мою сторону. Коммуналка зашторенным окном и потекшими обоями видит, как ежедневно под утро я совершаю вояж к зеркалу. Не знаю, почему, но ползу по грязному полу и просыпаюсь, но не врастаю в это чертово пространство, оно такое притягательное, оно дарит розовые сны. Наяву они мне нравятся, во сне - пугают, но я не останавливаюсь.

   Мое лицо виднеется сквозь прореху в запотевшем зеркале. Нечесаный, небритый и страдающий, на лице помада, зеркало заляпано розовой грязью. Я весь в ней, в руке тюбик. Губы размалеваны, волосатая грудь - в полоску, помада на голове, комками рассыпана по щекам. Зловоние. Отшвыриваю тюбик, вытираюсь черной тряпкой с запахом сырости. О, этот запах, низменный, но такой естественный!

   Поднимаю взгляд и вижу обновленное отражение. Настоящий красавец стоит передо мной, он сулит мне счастье и успех во всем и со всеми. Он говорит мне красивые слова, обещает помощь, мне нужно только довериться ему, прикоснуться к нему, провести пальцем по его груди, щеке, взглянуть в его глаза и увидеть себя лучшего, прекрасного. Он подарит мне наслаждение и радость бытия, ведь я самый умный, сильный, богатый, я самый лучший и желанный, я - удовольствие и секс в чистом виде! Он обещает мне ее!

   Я не доверяю ему, его взгляд полон похоти и предательства. Он хочет убить меня и завладеть ею!

   Подальше от зеркала, подальше. Вот стул, тяжелый стул, обитый затхлой кожей, я хватаю его и поднимаю над головой. В глазах двойника ужас.

   - Ты больше не будешь командовать мной! - я обрушиваю стул на зеркало. Треск превращается в грохот, осколки мелодично разлетаются во все стороны. Роняю стул, закрываю лицо руками. Стою долго, прислушиваюсь к тишине. Опускаю руки, открываю глаза - зеркала больше нет. Я свободен! Радость переполняет меня. Нет слов, чтобы описать мое счастье, даже луч солнца именно сейчас как-то проник сквозь вечно занавешенные шторы.

   На полу валяются журналы, я подхожу к умывальнику с горой посуды, открываю кран. Слышится шипение, бульканье, с шумом выплевывается ржавчина и тонкой струйкой вытекает вода. Поток усиливается, становится ровным, я обрызгиваю лицо, беру совок и метлу, наступаю на убегающего таракана.

   Подхожу к осколкам, подметаю мелочь, собираю большие куски, мечтаю о ней, о моей розовой женщине, самый большой осколок лежит передо мной, поднимаю его, бережно поглаживаю, он режет мне руки, вскрывает кожу, смотрит на меня своими гранями, в них я вижу себя прекрасного, себя загадочного, капельки крови становятся ее розовым телом, она подмигивает мне, зовет, он и она, теперь они вместе в этих осколках, им больше ничего не надо, я хочу присоединиться к их счастью, урвать себе хоть маленький кусочек, даже меньше, чем этот кусок зеркала, который я любовно прижимаю к груди, но для этого мне нужна она, она и ее розовый мир, я хочу попасть туда и остаться там с ней, хочу почувствовать ее тело, ощутить его глубину, но пока я здесь, мучаюсь и страдаю, плачу и мечтаю о ней, и все равно когда-нибудь найду мою божественную женщину, дарующую счастливые сны, встречусь с ней на улице, узнаю ее в любой, зацелую розовую улыбку, маленькую ямку на подбородке - милое лицо, возьму осколок зеркала, заточенный лучше любого кинжала, и всеми гранями прикоснусь к ее внутреннему миру, почувствую его несколькими долгими ударами, и мы оба сольемся в единую реку и останемся в этом розовом, розовом мире надолго, навсегда...

---

Психиатрическая справка

Изменение самосознания у больных шизофренией с синдромом Кандинского-Клерамбо.

С.Ф.Семенов в числе психопатологических синдромов, при которых в первую очередь нарушается самосознание, называет явления психического автоматизма, нарушение чувственной эмоциональной окраски восприятия, депрессивный тип чувственного восприятия.

А.В.Снежневский у больных с синдромом психического автоматизма отмечает двойственность "Я" - "не Я", принадлежности к "Я".

Для больных с синдромом Кандинского-Клерамбо характерно непроизвольное возникновение патологических переживаний, их чуждость личности больного, ощущение насильственности, интерпретативный бред преследования (т.е. вторичный, вытекающий из самих явлений автоматизма)

С развитием синдрома наступает изменение образа "Я". Сначала оно носит аморфный характер (страх, тревога), затем отчуждаются мысли: есть мои мысли и чужие. Раздвоение "Я" касается цельности, идентичности обособленности прежнего "Я". По мере дальнейшего нарастания симптомов автоматизма с появлением наплыва мыслей, их открытости, навязанных мыслей, "эхо мыслей", больные все больше подчеркивают утрату прежней свободы психического "Я", отсутствие четкой грани в психических процессах, относимых к "Я" и "не Я".

С присоединением сенсорного кинестетического автоматизма нарушается и физическое "Я" ("уменьшают вес, вытягивают шею, передвигают кишечник"). С развитием тотального отчуждения всех психических актов у отдельных больных отчетливо формируется новое бредовое "Я", бредовая деперсонализация, нередко отмечаются явления дереализации ("мир изменился, стал чужим...")

При исследовании по методике условного двойника больные не узнавали в описаниях себя. Не считали "двойника" больным. При интерпретации переживаний и поведения двойника многие больные использовали услышанное в качестве доказательства фактов воздействия и преследования их самих, указывали на новые источники этого воздействия, дополняли свой бред новыми деталями. Проявлялся фрагментарный симптом транзитивизма: больные считали, что воздействуют не только на них, но и на других людей.

Некоторые больные все же признавали болезненный характер некоторых симптомов, но считали, что возникли они от переутомления. Помещение в больницу рассматривали как "козни" родственников.

Самооценка не адекватна: завышают умственные способности и психическое здоровье.

Остальные показатели варьируют в зависимости от характера бреда.

По мере нарастания выраженности шизофренического дефекта в форме аутизма, негативизма, апатии и абулии, усиливались изменения эмоциональной и затем познавательной форм самосознания. Больные переставали болезненно воспринимать изменения нарушения цельности, самостоятельности, идентичности, обособленности прежнего "Я", констатировали изменения без эмоциональных реакций, как если бы они происходили с посторонним человеком. "Я" больного теряло прежнюю активность , возникала патологическая простота нового измененного "Я", образ прежнего "Я" как бы стирался, утрачивалось переживание чуждости своему "Я" патологических симптомов. Так же прогрессировали изменения мышления, оно становилось все более избирательным (воспринимались только те факты, которые вписывались в бред).

При непрерывном течении заболевания больных не удается даже научить диссимулировать болезнь. Критика к болезни отсутствует.

У больных приступообразной шизофренией по мере обратного развития приступа идет постепенное восстановление некоторых параметров самосознания. Но оно является не полным.